Вдруг в глазах у него потемнело, и он без чувств упал на землю. Очнулся он от того, что Пятница дул ему в лицо и смачивал голову водой.
— Опять кассава? — спросил он тревожно.
— Нет, мой друг! — слабым голосом ответил Робинзон, — просто я устал немного, и закружилась голова. Помоги мне дойти до дому, я полежу и буду совсем здоров.
Пятница бережно уложил его в постель и с любопытством спросил:
— Зачем работал, когда устал?
— Надо было! Ты же знаешь, что скоро начнутся дожди и, если я не успею засеять поля, то у нас не будет хлеба.
— А зачем мне не велел?
— Я тебя звал, но ты ушел куда-то!
Пятница задумался и медленно отошел в сторону, но через несколько минут вернулся, неся в руках палку.
— Вот! Бей меня! — сказал он, поворачиваясь и подставляя спину.
— С какой стати? — удивился Робинзон.
— Бей! Я ленивый, плохой! Бей!
Робинзон засмеялся и отбросил палку.
— Полно! Ты же не бьешь меня, когда я бываю сердит и нетерпелив!
Пятница, кажется, не понял этих слов, но видно было, что он очень смущен нездоровьем своего товарища. Весь следующий день он усердно проработал в поле и вечером согласился уйти только вместе с Робинзоном. И странное дело! Раньше, когда он работал по приказанию, каким неловким и неумелым был он часто. Теперь же работа так и кипела в его руках, и он делал вдвое больше прежнего.
Так своевременно было засеяно поле, закончены запасы для холодного времени года, и можно было спокойно дожидаться его.
— Ну, Пятница, — сказал как-то Робинзон, — мы с тобой так хорошо поработали это время, что теперь можно трудиться меньше. Я отлично справлюсь теперь со всеми работами, а ты делай, что хочешь!
Пятница задумался и молчал несколько минут.
— Нет! — сказал он, наконец, тряхнув головой, — так нехорошо. Когда работы мало, и ты и я будем делать мало, когда много — будем делать много. Лучше так: вместе работать, вместе есть, вместе отдыхать!
Робинзон покраснел. Снова дикарь давал ему урок. Так ли рассуждал недавно он сам? Нет, он выбирал себе дело по вкусу, не спрашивая другого, нравится ли ему его доля труда.
— Но послушай, Пятница, — попробовал он возразить ему, — ты не можешь работать столько, сколько я: ты не любишь труда, а я его люблю.
— Зато я сильнее тебя! Ты любишь одно, а я другое, так и будем делать.
Мысль была вполне разумная и пришлась по душе и Робинзону. Обсудив все подробно, оба решили поделить все дела между собой таким образом: Робинзон взял на себя весь уход за стадом, к чему Пятница питал непобедимое отвращение. Затем на нем же лежало приготовление пищи и содержание в чистоте двора и дома. На долю Пятницы досталась обработка поля и жатвы, снабжение дичью и плодами, заготовка дров. Таким образом, каждый делал, что ему было больше по вкусу, и у каждого оставалось достаточно свободного времени.
Так по-новому наладилась жизнь Робинзона и Пятницы.
XV
ВЕЧЕРНИЕ БЕСЕДЫ С ПЯТНИЦЕЙ
Выдался особенно жаркий день, Пятница все же ушел на охоту. Но не прошло и получаса, как он вбежал назад, совсем перепуганный: длинные волосы его растрепались, глаза выражали ужас.
— Беда, беда! — задыхаясь, прокричал он.
Испугался и Робинзон, сидевший с какой-то работой у порога пещеры.
— Что такое? Дикари? Где они?
Последнее время, занятый своей жизнью, он совсем мало вспоминал о них.
— Нет! Нет! Хуже!
Пятница схватил Робинзона, потащил на открытое место и дрожащей рукой указал на подымавшуюся из-за горы огромную, свинцовую тучу. Гром глухо прогремел в эту минуту.
— Слышишь? Слышишь? — в отчаянии проговорил Пятница.
Робинзон вздохнул свободно и усмехнулся — беды никакой не было. Он попробовал ободрить товарища, но это ни к чему не повело: Пятница забился в самый дальний угол пещеры и скорчился там, закрыв лицо руками. Стемнело. Робинзон зажег светильник и взялся, чтобы не терять времени, за шитье начатой новой куртки.
На дворе, между тем, разразилась действительно ужасная гроза: оглушительные удары грома не умолкали, ослепительные молнии освещали пещеру, видно было, как ветер клонил деревья чуть не до земли. Жалобные стоны раздавались из того угла, куда забился Пятница.
Часа через два буря утихла, туча пронеслась, и снова засияло солнце. Робинзон потушил лампу, вышел во двор и вдохнул полной грудью освеженный душистый воздух.
— Пятница, все прошло, поди сюда! — позвал он того. Бедный дикарь осторожно показался у входа. Он опасливо поглядел на небо и, только убедившись, что оно ясно, осмелился присоединиться к Робинзону.
— Чего ты так испугался, Пятница? — спросил тот, — разве кого-нибудь из ваших убило молнией?
— Саваку всех может убить! И тебя, и меня, и всех, — мрачно ответил дикарь.
— Что это за Саваку?
Теперь удивился Пятница.
— Ты не знаешь Саваку? — недоверчиво спросил он. — Ведь это Саваку гремел сейчас и блестел!
— А я-то и не знал! — засмеялся Робинзон. — Что ж, он очень страшен, твой Саваку?
— Очень страшен: кого захочет, того и убьет!
— Ну, теперь он ушел, пойдем-ка погуляем! Смотри, как стало хорошо!
Они вышли из дворика и спустились в цветущую долину у берега ручья. Везде на зелени горели алмазами необсохшие капли дождя, все цвело и благоухало, воздух стал необыкновенно прозрачен.
— Смотри, утром все цветы поникли и почти увяли, трудно было дышать, разве теперь не лучше? — спросил Робинзон.
— Лучше! — кивнув головой, ответил Пятница, но вдруг опять закрыл глаза руками и в страхе отвернулся. — Юлука глядит на нас, а мы ему ничего не дали!
— Какой еще Юлука?
Тот показал пальцем на яркую радугу, повисшую над морем.
— Юлука — великий господин, ему надо дать рыбы, а то будет плохо!
— Полно, Пятница! — дружески похлопал его по плечу Робинзон. — Никакого тебе зла не будет. Я никогда не даю ничего твоему Юлуке, а, ты видишь, живу хорошо!
Рис. 15. Беседа Робинзона с Пятницей.
Как жалел он, что не может объяснить тому, что такое гром и молнии, он понимал, что Пятница, привыкнув с детства к этим верованиям-сказкам, не может сразу оставить их. Пока он решил сам хорошенько ознакомиться с ними.
— У вас, значит, есть только Саваку и Юлука? — спросил он.
— Нет! — отвечал тот, — у нас много, много богов, всех не сказать, старики знают! Курумон сотворил, мужчин. Кулимина женщин, а Лагуо — зверей.
— И все они злые?
— Нет, не все! Есть и добрые, но всем надо давать мясо, и рыбу, и плоды, чтоб не были сердиты.
Робинзон в душе решил понемногу научить Пятницу высокому христианскому учению, пока же постараться как можно больше заслужить его доверие. Испортить легко, но поправить всегда трудно, и не сразу вернулась к Пятнице его прежняя веселая улыбка и доверчивое обращение с Робинзоном. На счастье, он уж порядочно болтал по-английски и сговориться становилось все легче. Вечером, отдыхая, или за едой их беседы становились все интереснее для обоих. Давно хотелось знать Робинзону о прежней жизни Пятницы, и раз он спросил его:
